Кредитная карта Альфа Банка, год без процентов!

Срочное оформление банковской карты в Беларуси, надёжно.

Срочное оформление банковской карты в Киргизии, надёжно, есть SWIFT-пополнение и никаких санкций.

Срочное оформление банковской карты в Казахстане, надёжно, есть VIP-оформление с авторизацией в Москве

Череп с красненькими глазками

» Разговоры » 31 марта 1999

   Большинство художников, где бы они ни жили, еле сводят концы с концами и вынуждены как-то прирабатывать — преподавать, работать в издательствах или в дизайнерских агентствах. Среди них есть небольшое число счастливцев, чьи произведения стоят бешеных денег. Их доходы сравнимы с суммами, которые зарабатывают большие бизнесмены, знаменитейшие киноактеры и поп-звезды. Их лица часто мелькают на журнальных страницах, посвященных светской жизни. Их имена знают понаслышке даже те, кто совершенно не интересуются искусством. Корреспонденту «i» удалось встретиться с художником (во всяком случае, он настаивает на том, что он художник), известным крайне узкому кругу лиц, но при этом, по его словам, зарабатывающим не меньше, чем такие священные коровы современного искусства, как Илья Кабаков или Георг Базелиц. Вам судить — художник он или преступник. Вам судить — что можно, а что нельзя. Но то, что наш собеседник «нашел себя» — несомненно.

Биографическая справка:

   Борис Михайловский (имя изменено) родился в 1956 году в Риге. В 1974-77 годах учился в ленинградской Академии художеств на факультете скульптуры. В 1978 году эмигрировал в Израиль. В 1980 переехал в США. В 1980-84 годах учился в RISD (Rhode Island School of Design), одном из престижнейших художественных институтов Америки. Получил степень магистра. С 1989 года живет в Берлине и в Париже.

У меня хватило ума

— Борис, вы не боитесь, что это интервью может вам навредить?

— Нет. Если бы боялся, то не согласился бы с вами разговаривать. Во-первых, вы не называете моего имени. Во-вторых, ни один нормальный человек не поверит в то, что я рассказываю. Даже глупый, но медицински нормальный полицейский. А на психические заболевания полицейских регулярно проверяют. В-третьих, даже если кто-то и поверит, доказать что-либо практически невозможно.

— Что же, будем надеяться. Итак, каким образом началась ваша карьера «тайного художника»?

— Дело в том, что в Америке у меня хватило ума не забыть то, чему я учился в «Мухе», в питерской Академии. Можно сколько угодно ругаться на соцреализм, но школа в Союзе была крепкая. Рисовать и лепить учили отлично. Я бюст Цезаря до сих пор могу нарисовать с закрытыми глазами и левой ногой. На Западе такой школы просто нет. Я, в общем-то, мало чему научился в RISD с профессиональной точки зрения. В смысле реалистического рисования, реалистической скульптуры меня уже учить было нечему. Другое дело — я там научился тому, чему в Совдепии не учили. Тому, что называется «художественными стратегиями», а попросту умению общаться с нужными людьми и правильно выстраивать свою политику как художника. А еще — RISD школа очень уважаемая. Если не теряешь попусту время, то завязываешь знакомства, входишь в нужный круг. После окончания RISD я начал сотрудничать с одним арт-дилером в Нью-Йорке, специализировавшимся на работе со всякими нуворишами. Сейчас он уже умер. Человек он был довольно поганый, но тогда у меня выбора особого не было, а платил он недурно. Так вот, богатенькие идиоты страшно любят, чтобы их увековечивали, в лучшем виде. А в Штатах это мало кто умеет. Я умел. Начал делать скульптурные портреты всяких бизнесменов, черт знает кого... Представляете — на этаже, где находится кабинет какого-нибудь мистера «как-вас-там» стоит на постаменте его улыбающая башка. Из мрамора, бронзы, все про высшему классу. Заказов было достаточно. И все они шли через этого дилера. Но однажды заказчик вышел на меня напрямую. Какой-то латинос, не то мексиканец, не то венесуэлец. Причалил к дому, где у меня была мастерская, на Бликер-стрит, тогда это та еще была помойка, на лимузине длиной в квартал. И захотел, чтобы я его бюст отлил из золота. Вообще-то, ничего нового. Этой дурью в Штатах в 30-е годы гангстеры уже маялись. А один знакомый, эмигрант из СССР, бывший искусствовед, рассказывал, что после смерти Рашидова, первого секретаря Узбекистана, у него в резиденции нашли семь штук золотых бюстов. Потом искусствоведческую экспертизу устроили — произведения это искусства или просто драгметалл.

Пошло-поехало

— И что решили?

— Не знаю. Кажется, что драгметалл. Так вот — мне-то что, из золота, так из золота. Вылепил я этого буратину, золотишко в слитках он мне сам поставил, и заплатил хорошо. А через пару месяцев еще один такой же ко мне подваливает и тоже себя из золота желает. Они же как мартышки.

— Тоже латинос?

— Нет, на этот раз какой-то еврей из Туниса. И пошло-поехало. За год я штук восемь этих золотых голов наваял. Какие-то арабские шейхи, китайцы, прочая экзотика. Но «васпы» (white american anglo-saxon protestants — «i»), тоже иногда попадались. Да и до сих пор эту чушь мне время от времени заказывают. Иногда с фантазиями — просят, чтобы глаза, к примеру, из драгоценных камней сделал. Другой ходовой товар — члены из золота. Видать, заказчики очень гордятся своим мужским достоинством. Про правде сказать, напрасно, хотя очень убедительные экземпляры иногда встречаются... А вообще-то с глаз из рубинов все по-настоящему и началось. На меня вышел один тип, страшноватый, с таким я тогда впервые столкнулся. Черная образина ростом с Мэджик Джонсона, только толще, с золотыми зубами и золотой цепью в три обмота на шее. Привозит череп, свеженький, чистенький. И говорит — вставь ему зубы из золота, а глаза сделай из рубинов, я вот уже подготовил, по размеру подойдут? Я его спрашиваю, а почему из рубинов-то? Как-то неестественно... Да так, говорит, его при жизни, пока его мои ребята не грохнули, «Кроликом» звали. Я и сделал. Парень очень доволен остался. Видно, связи у него крепкие были, клиентура ко мне пошла.

Суп с котом

— И что было потом?

— Суп с котом.

— Вы совсем не забыли русский. С соотечественниками часто общаетесь?

— В смысле клиентов? Не часто, но случается. То есть, я могу подозревать. Я же своих серьезных клиентов не вижу, имен не знаю и знать не хочу, в основном работаю через посредников, а они тоже ребята неглупые, лишнего знать не хотят.

— А в Россию вы после эмиграции не возвращались?

— Почему же? Съездил в 93-м году, на обгорелый ваш «Белый дом» посмотрел, в «Метрополе» пожил, в каком-то ресторане с мексиканским именем херовой мексиканской еды поел, на золотые купола посмотрел. В Питере побывал, там классные ребята кстати, есть. Такой музыкант, Сергей Курехин и художник по кличке «Африка», тоже Сережа. Этот просто родная душа. Потом на Родину, в Ригу заехал, Put veinis послушать.

— Что за Put veinis?

— А это главное культурное достижение латышей, стишок Яниса Райниса, «Вей ветерок». Не понравилось мне там — и в Москве, и в Ленинграде, и в Риге. Есть более интересные места.

— Я вас должен расстроить: Сережа Курехин, на самом деле замечательный музыкант и культурный деятель, умер. А Сережа Бугаев в этом году должен представлять Россию на Венецианской Биеннале.

— Курехина жалко. Отличный был парень. А за Африку я рад. Говорю же, родная душа. Да, вы спросили, почему я хорошо говорю по-русски. А я способный. Я и по-латышски до сих пор что-то помню кроме paldies и ludzu, по-английски, на иврите и по-французски говорю. По-немецки газету прочесть могу и насчет футбола пообщаться. А так — я русское «ти-ви» по спутнику смотрю, иногда вашу прессу читаю. Кстати, и «iностранец» тоже, он в Германии кое-где продается и в Интернете висит. Забавная, скажу, газетка. У вас главный редактор, наверно, сильно умный. Знает, что человек всегда и везде иностранец. Stranger. Так вот, насчет супа с котом. Появляется один, тихий такой, и хочет, чтобы я ему сделал что-нибудь такое, современное, концептуальное, но обязательно из кокаина. Деньги, говорит, значения не имеют. Тут я засомневался. С одной стороны, интересно, с другой — совсем уж чистый криминал. Говорю, давайте пару дней подумаю. Решил на вшивость его взять. Встречаемся с ним, я ему показываю эскиз. Куб из стекла-триплекса, как в банковских конторах, метр на метр на метр, наполненный кокаином вперемешку с бриллиантами и золотыми шариками. Вы представляете, сколько стоит кубометр кокаина?

— Очень приблизительно.

— Если он его сам делал, в собственной лаборатории, то под триста тысяч долларов. И еще камешки и золото. Тихоня взял эскиз, сказал — я с вами свяжусь. На следующий день звонит — о'кей. Я немного мандражировал — не провокация ли. Но согласился.

Золотые члены и меры предосторожности

— И что же, к вам в мастерскую прямо так взяли и привезли несколько мешков кокаина?

— А вот про техническую сторону дела я вам рассказывать не буду. Много будете знать — быстро состаритесь. Конечно, я принял меры предосторожности. В общем, выполнил я заказ, куб отгрузил, продолжаю золотые члены отливать, живу себе потихоньку. Через полгода тихоня опять объявляется. Большой заказ говорит, сделайте то же самое в двадцати экземплярах, но разного размера. От девяносто девять на девяносто девять на девяносто девять сантиметров до маленького, семь на семь на семь. На черта заказчику столько этих кубиков понадобилось — не знаю. Наверно, приятелям своим дарить в зависимости от ранга. А у него — самый большой в кабинете или в спальне стоит. Заказ я сделал, но почувствовал себя как-то неуютно, хотя и заплатил он мне так, что я мог сходу себе три «Роллс-Ройса» купить. Вспомнил про Средневековье, когда архитектора убивали после того, как он строил дворец какому-нибудь князю — чтобы конкуренту такой же не построил. Но ничего, обошлось. И время от времени заказ на кубики разного размера повторяется.

— Вы думаете, это один и тот же человек?

— Думаю, да. Но потом явно через него ко мне начали обращаться с разными заказами другие клиенты.

— Как вы себе представляете людей, которые коллекционируют ваши работы?

— Повторяю: я их не знаю и знать не хочу. Но вообще в мире много людей, собирающих всякие странности. Люди склонны к фантазмам. Известно же, что есть коллекционеры, покупающие краденые шедевры, которые они потом ни показать не могут, ни продать. Мои клиенты — типа того. Просто у них больше изобретательности. Одно дело запереть в сейф какого-нибудь краденного Караваджо, а другое — приобрести новую, штучную вещь.

— Но, видимо, это люди явно из преступного мира. Вас не смущает работа с такой клиентурой?

— А Лоренцо Медичи какой-нибудь — ангелом был? Ничего, «титаны Возрождения» на него трудились.

Шедевры из кокаина и дерьма

— Да, но они не делали свои шедевры из кокаина...

— Так может и хорошо, что я наделал этих кубиков! Вы посчитайте, какое количество людей не стали наркоманами потому, что эти килограммы кокаина не оказались на рынке! И вообще, я считаю, что произведение искусства может быть сделано из чего угодно или вообще ни из чего. Пьеро Манцони еще в конце пятидесятых сделал работу «Дерьмо художника». Какашка как какашка. Он, правда, денег больших за нее не получил, потому что скоро помер, но теперь она в каком-то музее хранится. Энди Уорхол пакеты со стиральным порошком с большим успехом продавал. Йозеф Бойс — куски бараньего сала и обычные лопаты из ближайшего хозяйственного магазина по сорок тысяч долларов. А Ив Клейн — вообще просто квитанции толкал: «это является моим произведением искусства и стоит столько-то денег». Они теперь классики. Мой соотечественник, бывший, потому что он теперь больше в Америке живет, а я в Европе, Илья Кабаков, кучу мусора по всему миру возит, показывает в главных музеях. И правильно — хотят люди лопату за бешеные деньги покупать или на мусор смотреть — ради Бога. Я не хуже и не лучше этих художников.

— Ну, вы-то работаете с дорогими материалами.

— Не только. С дерьмом тоже. Совсем недавно вылепил бюст Моники Левински из говна. Подозреваю, заказчиком был либо прокурор Старр, либо ее подружка, которая ее же и заложила.

— Не Клинтон или Хиллари? И не противно было возиться с дерьмом?

— Нет, думаю, не Билли и не Хиллари. Я с ними на саксофоне не играл, но, по-моему, это не в их стиле. А насчет «противно» — говно такой же материал, как глина или золото. Надел противогаз и резиновые перчатки — и вперед.

— Откуда вы взяли достаточное количество экскрементов и как такой быстро портящийся материал может сохраниться долгое время в качестве скульптуры?

— Во всем мире и во мне экскрементов достаточно. А насчет сохранности — простая технологическая проблема. Подмешал антисептики, ввел консерванты, покрыл сверху эпоксидной смолой — big deal!

— И часто вам приходится работать с дерьмом? Есть такое психоаналитическое понятие — «анальная фаза». Интересом к экскрементам, как известно, отличаются маленькие дети и сумасшедшие либо страдающие старческим слабоумием.

— Не очень. Был заказ. «Хочу что-то самое персональное и вечное». Я предложил идею — ее приняли. Привезли мне контейнер с дерьмом заказчика, я его расфасовал и упаковал в аккуратные золотые коробочки-параллелепипеды и герметически запаял. Вполне вечная вещь. И хорошо смотрится на столе босса в офисе или в его гостиной где-нибудь в Хьюстоне.

Детишки

— Вы можете рассказать о ваших произведениях, которые, по вашему мнению, наиболее интересны?

— Что значит «наиболее»? Мне интересны все мои работы. Они как дети, они разные. Даже «текучка» вроде золотых голов и фаллосов — тоже интересно. Ну да, на золоте меня, скажете, зациклило. Так что поделаешь — эта металлическая яичница уже четыре тысячи лет почему-то интересует человечество. Я же не виноват, если символическим металлом стало почему-то золото, а не какой-нибудь ванадий. Я — простой человек. Чтобы зарабатывать деньги, я должен прислушиваться к клиентуре. Но, чтобы хорошо слышать, я должен быть культурным человеком. Барта, Элиаде и Лакана читать. Так вот, просят меня — «сделай что-нибудь совершенно нефункциональное». Даю проект. Принято. Делаю: дюжина «Калашниковых», у которых все детали из золота. Пули и гильзы — тоже. Вместо пороха — золотой порошок. То есть, эта чушь никак свою функцию выполнять не может. А чем плох золотой «Калашников», который никого не убивает? Я свои работы у себя дома не храню, но эту бы оставил. Что касается «интересных», как теперь говорят в России, «жареных»... Например, копия мумии Ленина, но с зековскими татуировками на коже. Вы спрашивали — бывают ли у меня клиенты из России? Подозреваю, что человек, согласившийся на этот проект был откуда-то восточнее Бреста и западнее Аляски. Пришлось попотеть. Найти труп, физически похожий на Владимира Ильича. Сделать наколки. Изменить лицо — волоски в одних местах врастить, в других уничтожить. Костюмчик пошить — то есть, копаться в книгах и искать те самые ткани и портного, умеющего шить, как при Ильиче. Мумифицировать.

— Это, наверно, было самым трудным? Считается, что технология бальзамирования до сих пор остается государственным секретом.

— Да чушь это собачья! Это как раз было легче всего. За несколько тысяч долларов я просто на пару месяцев выписал ведущего специалиста из «Института человеческих тканей», который за трупаком на Красной площади присматривает. Он все сделал в лучшем виде, тем более, что ему такая аппаратура — он сам сказал — в Москве и не снилась. Нет, труднее было сукно начала века, молью не проеденное, найти. Ну и труп тоже на дороге не валялся... Или вот другая работа. Эту явно японец заказал, про эфемерность. Во сколько ему это обошлось — понятия не имею. Мы с одним инженером — он, естественно, не знал, зачем работает — сделали саморазрушающийся спутник. Внутри него были лепестки сакуры и чей-то пепел. Вывели его на орбиту с Байконура. Коммерческий запуск. Спутник благополучно развалился на части в околоземном пространстве. Лепестки и пепел так и плавают где-то там, наверно. Мне было приятно работать с проектом Lolita — вылепленная из снега, собранного с швейцарских ледников, фигура раскинувшейся на американской кровати сороковых годов девушки-подростка. Все это — в огромной стеклянной холодильной камере. Или совсем простенькая вещь — «Говорящая голова». Помните советского писателя Беляева? У него есть роман «Голова профессора Доуэля». Там, правда, отрезанная голова говорить не умеет, только глазами моргает. А мне привезли законсервированную голову знаменитого террориста субкоманданте Маркоса, мы ее начинили всякой интерактивной электроникой, она теперь, как миленькая, толкает левацкие речуги и какому-нибудь латиноамериканскому президенту позволяет себя чувствовать человеком. Что еще? Принесли мне маленький портретик работы Гольбейна, на дощечке. Милый такой юный безусый аристократ изображен. Сказали — сделай что-нибудь смешное. Ну, я взял и подрисовал ему усы. Утер нос Марселю Дюшану — тот «Моне Лизе» усы подрисовал на репродукции, а я на оригинале. Может, Гольбейн художник менее знаменитый, чем Леонардо, но тоже неплох. Сидит теперь хозяин и смотрит на усатого, как Сталин, юнца. И ему хорошо. Но я поинтересовался — а откуда Гольбейн-то взялся? Интуиция говорит, из Москвы, скорее всего, сперли из коллекции Дрезденской галереи. Ее когда после войны приволокли в Пушкинский музей, ящики распаковывали ученики из Московской средней художественной школы. Явно нашелся какой-то прыткий, за пазуху картинку положил. Так что вор у вора шапку украл. А недавно я нафаршировал два свинцовых контейнера в виде бюстов супругов Розенберг, продавших совкам американскую атомную технологию, оружейным плутонием.

Что золото, что дерьмо

— Неужели вам нравится работать с таким «материалом»? А если эти «Розенберги» попадут к какому-нибудь Саддаму Хусейну?

— Вы повторяетесь. Я профессионал. Мне что золото, что дерьмо, что плутоний — все едино. Я занимаюсь искусством. А атомную бомбу террористам или Саддаму быстрее продадут ваши же кагэбэшники либо какие-нибудь физики, не знающие, чем заняться. Мой покупатель этих «Розенбергов» поставит у себя дома и станет на них любоваться. Если у человека такая дикая фантазия — значит, он не будет торговать атомной бомбой. Он скорее на плутоний мастурбировать будет.

— Вы никогда не отказываетесь от заказов?

— Бывает. Один придурок от меня захотел «что-нибудь про кровь христианских младенцев». Я ушел в сторону.

— Человека вроде вас можно «вычислить». Вы не боитесь?

— Нет, я давно перестал бояться. По нескольким причинам. Я предохраняюсь. Для властей — я вполне респектабельный хозяин небольшого ювелирного ателье, где я из золотишка лью головы и члены. Дело, конечно, глуповатое, подозрительное, но уважаемое и вполне законное. Имею право. И на квартиру свою, и на зеленый «Ягуар» 67-го года имею полное право. Потом, я работаю с людьми, которым так же, как мне, нельзя «светиться». Это круговая порука. Я не хочу знать много, но того, что мне известно, достаточно для колоссального скандала. Это никому не нужно. Потом, в качестве прикрытия, — я хозяин нескольких продуктовых лавочек в Париже и в Берлине. Кроме этого, я играю на бирже — пойди пойми, когда я потерял, когда нашел. Я честно плачу налоги со своего легального бизнеса и замки-яхты-виноградники не покупаю. Мне достаточно дома на юге Испании, квартир в Париже и в Германии и возможности путешествовать.

Нарциссы и гиацинты

— Почему вы уехали из Америки?

— Может быть, паранойя. Мне стало казаться, что меня «вычислили» из-за этих кокаиновых кубиков. Теперь я понимаю, что нет. Если бы это было так, мы бы с вами уже не разговаривали. А теперь мне очень нравится жить в Европе. Здесь приятнее. Везде ближе. Люди культурнее. Всем все равно и все чем-то интересуются. Я купил себе квартиру в Венсенне, рядом с парком, хожу сюда слушать соловьев. Любуюсь на цветение каштанов.

— Вы мне назначили встречу в довольно странном месте, в Parc Floral, «Парке цветов» рядом с венсеннским замком. Почему?

— Разве не чудесное место? Платишь за билет, в будние дни и не летом здесь пустынно и прекрасно. А какие цветы! Посмотрите на эти тюльпаны и гиацинты! Домой мне вас вести не хотелось, честно скажу. Во-первых, это мой дом, во-вторых, я в нем не держу ничего, что может подтвердить или опровергнуть то, что я вам нарассказывал.

— Вы гражданин США?

— Нет, я гражданин Израиля и Нидерландов. Долго рассказывать, почему я стал голландцем, не буду, это интересно только мне. Вообще-то я, как у вас это называется, человек «нетрадиционной ориентации». Тоже придумали в России словечко — «ориентация». Никуда я не ориентируюсь, живу как могу с моим другом уже три года. Пидарас, я, по вашему, по здешнему — une tantouze. Но по некоторым причинам я женился на чудесной голландке, феминистке и лесбиянке, по обоюдному соглашению. Она теперь живет в Австралии, занимается проблемами выживания редких видов кенгуру. Мы с ней часто общаемся по «и-мейлу». Очень милая дама. А голландский паспорт и моя еврейская национальность мне очень пригодились, спасибо Катрин. По роду занятий мне приходится общаться с голландскими производителями «брюльников», человеку с национальным паспортом и моим происхождением они верят лучше. И, говорю еще раз, мне нравится маленькая Европа. Здесь есть все и отсюда удобно путешествовать.

Желание Деточкина

— У вас нет чувства ревности к знаменитым художникам? Они зарабатывают много денег, как вы, но их, в довершение, знают все.

— Абсолютно нет. Знаете почему? Я буддист. Веру я принял уже пятнадцать лет назад. Регулярно, каждый год, провожу три недели в ламаистском монастыре в Дордони, на юге Франции — это тоже повод жить в Европе, ведь Святейший Далай-Лама каждый год приезжает в этот монастырь. Я знаю, что слава — ерунда, бред собачий. Знают меня, не знают — какая разница? В этой жизни меня зовут так, в другой будут звать по-другому или вообще никак. Я не боюсь смерти и не боюсь славы или бесславия. Я удостоился быть два раза принятым Святейшим. Наедине. Он мне сказал — «живи в мире». Я и живу. А что касается богатства... Да, у меня есть «жилплощадь», «Ягуар» и еще пара машин, катер-шматер, на котором я мотаюсь в Марокко за анашой, достаточно денег, чтобы платить моими сотрудникам за работу и за «амерту». Ну и что? А сколько я на Тибет отдаю? Сколько в фонды борьбы со СПИДом и в детские дома? Я себя иногда чувствую как Деточкин. Очень мне нравится это кино, особенно шоферша троллейбуса. Я больше мешаю людям, чем какой-нибудь сволочной политик или гангстер?

— У вас есть мечта?

— Есть желание. Жить столько в этой упаковке, которую я заслужил, чтобы путешествовать. Вы меня спросили, почему я русский язык не забыл. Потому что Гоголя читаю, а не только «iностранец». Лети, мол, «птица-тройка».

— В поисках мертвых душ? Вы себя сравниваете с Чичиковым?

— Я себя с кем угодно сравнить могу, хоть с Чичиковым, хоть с Буддой, хоть с котом в супе. Я занимаюсь своим делом, расхаживая по планете в упаковке с маркировкой «Борис Михайловский», и ем свою вегетарианскую еду.

Рустам ПЛИЕВ

Предыдущая статья:
Следующая статья:
К содержанию номера

Информация оказалась для вас полезной? Поделитесь этой заметкой с друзьями:

» Обратно к новостям »